Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете,
лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого
приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Осип. Любит он, по рассмотрению, что как придется. Больше всего любит, чтобы его
приняли хорошо, угощение чтоб было
хорошее.
Я знаю, вы любите охоту, но все на время
лучше его
принять, а там, как проедет ревизор, пожалуй, опять его можете повесить.
Приметы есть
хорошие,
А есть и бедокурные.
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как при нем, но оправдание это не
приняли, или,
лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Вернувшись домой и найдя всех вполне благополучными и особенно милыми, Дарья Александровна с большим оживлением рассказывала про свою поездку, про то, как ее хорошо
принимали, про роскошь и
хороший вкус жизни Вронских, про их увеселения и не давала никому слова сказать против них.
— Отложить и никого не
принимать, — сказал он на вопрос швейцара, с некоторым удовольствием, служившим признаком его
хорошего расположения духа, ударяя на слове «не
принимать».
В последнее время между двумя свояками установилось как бы тайное враждебное отношение: как будто с тех пор, как они были женаты на сестрах, между ними возникло соперничество в том, кто
лучше устроил свою жизнь, и теперь эта враждебность выражалась в начавшем
принимать личный оттенок разговоре.
— Простите меня, княжна! Я поступил как безумец… этого в другой раз не случится: я
приму свои меры… Зачем вам знать то, что происходило до сих пор в душе моей? Вы этого никогда не узнаете, и тем
лучше для вас. Прощайте.
— «Так, так, на это я согласен, это правда, никто не продаст
хороших людей, и мужики Чичикова пьяницы, но нужно
принять во внимание, что вот тут-то и есть мораль, тут-то и заключена мораль: они теперь негодяи, а, переселившись на новую землю, вдруг могут сделаться отличными подданными.
— В самом слове нет ничего оскорбительного, — сказал Тентетников, — но в смысле слова, но в голосе, с которым сказано оно, заключается оскорбленье. Ты — это значит: «Помни, что ты дрянь; я
принимаю тебя потому только, что нет никого
лучше, а приехала какая-нибудь княжна Юзякина, — ты знай свое место, стой у порога». Вот что это значит!
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (
Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть
лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
Одну из них, богиню Молчания, с пальцем на губах, привезли было и поставили; но ей в тот же день дворовые мальчишки отбили нос, и хотя соседний штукатур брался приделать ей нос «вдвое
лучше прежнего», однако Одинцов велел ее
принять, и она очутилась в углу молотильного сарая, где стояла долгие годы, возбуждая суеверный ужас баб.
Он был похож на приказчика из
хорошего магазина галантереи, на человека, который с утра до вечера любезно улыбается барышням и дамам; имел самодовольно глупое лицо здорового парня; такие лица, без особых
примет, настолько обычны, что не остаются в памяти. В голубоватых глазах — избыток ласковости, и это увеличивало его сходство с приказчиком.
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно считая себя
лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим людям не много надобно для того, чтоб они
приняли истину, доступную их разуму. — Немцы, к несчастию, принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их писатели, их царь, газеты…
«Конечно, ребенок стеснил бы ее. Она любит удовольствия, независимость. Она легко
принимает жизнь.
Хорошая…»
— Здесь все кончилось, спорят только о том, кому в Думе сидеть. Здесь очень
хорошие люди,
принимают меня — вот увидишь как! Бисирую раза по три. Соскучились о песнях…
Была в этой фразе какая-то внешняя правда, одна из тех правд, которые он легко
принимал, если находил их приятными или полезными. Но здесь, среди болот, лесов и гранита, он видел чистенькие города и
хорошие дороги, каких не было в России, видел прекрасные здания школ, сытый скот на опушках лесов; видел, что каждый кусок земли заботливо обработан, огорожен и всюду упрямо трудятся, побеждая камень и болото, медлительные финны.
— Степан утверждает, что Маркса нужно
принимать целиком или уж
лучше не беспокоить.
Красавина. Против тебя превелегию, что я завсегда могу быть
лучше тебя и во всем превозвышена; а тебя в лабет поставят (здесь это выражение употреблено в смысле: поставят в конфузное положение —
Прим. А. Н. Островского).
Красавина. Ну его! И без него жарко. Что такое чай? Вода! А вода, ведь она вред делает, мельницы ломает. Уж ты меня
лучше ужо как следует попотчуй, я к тебе вечерком зайду. А теперь вот что я тебе скажу. Такая у меня на
примете есть краля, что, признаться сказать, согрешила — подумала про твоего сына, что, мол, не жирно ли ему это будет?
Многим женщинам не нужно ничего этого: раз вышедши замуж, они покорно
принимают и
хорошие и дурные качества мужа, безусловно мирятся с приготовленным им положением и сферой или так же покорно уступают первому случайному увлечению, сразу признавая невозможным или не находя нужным противиться ему: «Судьба, дескать, страсти, женщина — создание слабое» и т. д.
— Я, может быть, объясню вам… И тогда мы простимся с вами иначе,
лучше, как брат с сестрой, а теперь… я не могу! Впрочем, нет! — поспешно заключила, махнув рукой, — уезжайте! Да окажите дружбу, зайдите в людскую и скажите Прохору, чтоб в пять часов готова была бричка, а Марину пошлите ко мне. На случай, если вы уедете без меня, — прибавила она задумчиво, почти с грустью, — простимтесь теперь! Простите меня за мои странности… (она вздохнула) и
примите поцелуй сестры…
— Ульяна Андреевна сумела
лучше угостить тебя: где мне столичных франтов
принимать! — продолжала свое бабушка. — Что она там тебе, каких фрикасе наставила? — отчасти с любопытством спросила Татьяна Марковна.
К нему все привыкли в городе, и почти везде, кроме чопорных домов,
принимали его, ради его безобидного нрава, домашних его несогласий и ради провинциального гостеприимства. Бабушка не
принимала его, только когда ждала «
хороших гостей», то есть людей поважнее в городе.
Нравственные женщины, строгие судьи, и между прочим Нил Андреевич, вслух порицали ее, Татьяна Марковна просто не любила, считала пустой вертушкой, но
принимала как всех, дурных и
хороших. Зато молодежь гонялась за Крицкой.
— Ну, если уж ты так
принимаешь к сердцу, то всего
лучше постарайся поскорее специализироваться, займись постройками или адвокатством и тогда, занявшись уже настоящим и серьезным делом, успокоишься и забудешь о пустяках.
«Ничего, — решил я, — первую карту непременно проигрывают; даже
примета хорошая».
Я прямо пришел в тюрьму князя. Я уже три дня как имел от Татьяны Павловны письмецо к смотрителю, и тот
принял меня прекрасно. Не знаю,
хороший ли он человек, и это, я думаю, лишнее; но свидание мое с князем он допустил и устроил в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как комната — обыкновенная комната на казенной квартире у чиновника известной руки, — это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с князем мы остались одни.
Я
принял платочек, хотел было заметить, что нам «от господина Тушара и Антонины Васильевны очень
хорошее положено содержание и мы ни в чем не нуждаемся», но удержался и взял платочек.
Это видимое прямодушие его и готовность ко всему
хорошему я, правда, еще не знал, как
принять окончательно, но начинал уже поддаваться, потому, в сущности, почему же мне было не верить?
А
примут отлично, как
хорошие знакомые; даже самолюбию их будет приятно участие к их делу, и они познакомят вас с ним с радушием и самою изысканною любезностью.
Все эти слова ее о нежелании
принять его жертву и упреки и слезы — всё это были, подумал он, только хитрости извращенной женщины, желающей как можно
лучше воспользоваться им.
— Здравствуйте, батюшка! Извините, что в халате
принимаю: всё
лучше, чем совсем не
принять, — сказал он, запахивая халатом свою толстую, складками сморщенную сзади шею. — Я не совсем здоров и не выхожу. Как это вас занесло в наше тридевятое царство?
— Ну, это прескучный господин. Я
лучше его там
приму. А потом приду к вам. Напоите его чаем, Mariette, — сказала графиня, уходя своим быстрым вертлявым шагом в залу.
Лучше уж прямо
принять все на свою голову и с спокойной совестью оставить отцовский дом.
Но абсолютностью и отвлеченностью отличаются заявления всех политических доктринеров, которые
хорошее устроение общественной жизни в мысли
принимают за жизнь.
Хотя коммунизм
принимает форму крайнего коллективизма, но само слово коммунизм
лучше, чем слово коллективизм.
Похоже было на то, что джентльмен принадлежит к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное общество, имевший когда-то связи и сохранивший их, пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы в приживальщика
хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые
принимают его за уживчивый складный характер, да еще и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно посадить у себя за стол, хотя, конечно, на скромное место.
Обогнув гору Даютай, Алчан, как уже выше было сказано, входит в старое русло Бикина и по пути
принимает в себя с правой стороны еще три обильных водой притока: Ольду (по-китайски Култухе), Таудахе [Да-ю-тай — большая старинная башня.] и Малую Лултухе. Алчан впадает в Бикин в 10 км к югу от станции железной дороги того же имени. Долина его издавна славится как
хорошее охотничье угодье и как место женьшеневого промысла.
(
Прим. ред.)] с
хорошей, плодородной землей, которыми и воспользовались крестьяне для распашек.
Ведь я к себе уж
принимала только своих знакомых,
хороших, таких, которые не обижали.
— Когда вы увидите, как он
примет это, тогда опять подумайте, что будет
лучше.
Лицо Марьи Алексевны, сильно разъярившееся при первом слове про обед, сложило с себя решительный гнев при упоминании о Матрене и
приняло выжидающий вид: — «посмотрим, голубчик, что-то приложишь от себя к обеду? — у Денкера, — видно, что-нибудь
хорошее!» Но голубчик, вовсе не смотря на ее лицо, уже вынул портсигар, оторвал клочок бумаги от завалявшегося в нем письма, вынул карандаш и писал.
Я знаю, что, если один из вас
принимает такое дружеское участие в человеке, то этот человек должен быть редкой находкой для матери, желающей видеть свою дочь действительно
хорошим человеком.
Конечно, не очень-то
приняла к сердцу эти слова Марья Алексевна; но утомленные нервы просят отдыха, и у Марьи Алексевны стало рождаться раздумье: не
лучше ли вступить в переговоры с дочерью, когда она, мерзавка, уж совсем отбивается от рук? Ведь без нее ничего нельзя сделать, ведь не женишь же без ней на ней Мишку дурака! Да ведь еще и неизвестно, что она ему сказала, — ведь они руки пожали друг другу, — что ж это значит?
Не предвидели, кто писал книгу, не понимают, кто читает ее, что нынешние люди не
принимают в число своих знакомых никого, не имеющего такой души, и не имеют недостатка в знакомых и не считают своих знакомых ничем больше, как просто — напросто нынешними людьми,
хорошими, но очень обыкновенными людьми.
Я
принимал глупца за
хорошего человека, это мне очень обидно, только и всего.
Новые друзья
приняли нас горячо, гораздо
лучше, чем два года тому назад. В их главе стоял Грановский — ему принадлежит главное место этого пятилетия. Огарев был почти все время в чужих краях. Грановский заменял его нам, и лучшими минутами того времени мы обязаны ему. Великая сила любви лежала в этой личности. Со многими я был согласнее в мнениях, но с ним я был ближе — там где-то, в глубине души.
Tout bien pris, [
Приняв все во внимание (фр.).] ведь это
лучше картечи, Павел Дмитриевич?